Как я работал на азлк
Мне очень часто в комментариях приводят примеры разрушенных заводов. Чаще всего ЗИЛ и АЗЛК. И если с ЗИЛ все понятно - и на месте бывшего гиганта сейчас идет жилищное строительство. Но пример АЗЛК тут лишний: вот бы так "разрушали" другие заводы.
То что завода АЗЛК сегодня не существует, для меня вполне закономерное следствие. Было бы странно, если бы этот завод до сих пор существовал. Просто потому, что так уж получилось, что моя семья одно время владела автомобилем "Москвич" 2141. Когда мы его купили, радости было полные штаны. Просторный, комфортный по тем временам. Но уже скоро радость сменилась разочарованием - очень низкое качество, постоянно что-то ломалось. И хотя автомобиль еще советских времен, 88 года выпуска, уже тогда были серьезные проблемы с качеством. Поездив пару лет, отец его продал, забыл как страшный сон, и купил ВАЗ 2109. Я сел за руль, как сейчас помню, и даже я, неопытный мальчишка, был в восторге. Машина ехала туда, куда я крутил руль, в отличии от 2141! Быстро, без раздумий. Ну и качество просто отменное. Машина только у нас прошла 250 тыс, без капитального ремонта двигателя! При том что она была того же 88 года выпуска. И почти ничего не ломалось.
Но то что завод АЗЛК начал выпускать в 90-е, это вообще ни в какие ворота не лезет. Одного "Ивана Калиту" вспомнить, оторопь берет.
Поэтому, несмотря на поддержку Лужкова, кончина завода была совершенно закономерным итогом.
Но территорию завода постигла другая участь, не то что ЗИЛ. Достаточно быстро часть завода купила компания Рено, и наладила там производство ставшего популярным тогда Рено Логан. Постепенно наращивая производство, и повышая локализацию, компания вышла на производство 180 тысяч автомобилей в год. Производство Рено вполне сопоставимо с тем что там было в бытность АЗЛК. Даже по локализации, ведь АЗЛК никогда не имел, например, своего производства двигателей.
Поэтому автомобильное производство осталось на территории завода. Но и это еще не все. Современное оборудование, которое применила Рено, позволило задействовать лишь часть цехов завода, при сравнимых объемах производства. Рено заняла примерно половину завода АЗЛК, остальная часть, включая бывший главный сборочный корпус, простаивала.
В половине десятого утра рабочий Сергей Москвин в полиэтиленовом пакете принес импортные узлы для их установки на обивку потолка: футляр для очков, поручни, фонари и передал их специально вызванному ремонтнику Игорю Орлову. Тот стал их примерять к обивке и обнаружил, что соответствующие вырезы в обивке выполнены с большими отклонениями.
В девять вечера выяснилось, что отверстия под динамики в приваренной полке задка не совпадают с конусными частями динамиков. Пришлось расширять имеющиеся отверстия, смещая их к боковинам автомобиля. Появившийся Асатрян, заявил на повышенных тонах, что опять эти сборщики всё напутали. Стоящий рядом С. Москвин спокойно ответил, что это вина не сборщиков, а тех, кто готовил чертежи, и лично Теразяна. Сильно оттолкнув сборщика, директор влез в салон, ухватился руками за край полки и попытался её отодрать.
Убедившись, что прочность полки достаточна, он успокоился и направился к передку автомобиля, куда в это время привезли облицовку радиатора.
При спуске автомобиля на веревках с пятого этажа согнали всех работяг завода.
Сразу после пробного завода обнаружилось, что самопроизвольно открывается крышка багажника, и трудно переключается коробка скоростей. Слесаря закатав рукава, пытались устранить эти дефекты, но они остались.
И ещё 21 позиция…
После прочтения этого документа трудно поверить, что собранная из такого винегрета машина могла нормально ездить.
В соответствии с требованиями закона арбитражный управляющий обязан проверить законность всех сделок, проводимых прежним руководством АЗЛК. Становится ясным, что большая часть сделок будет признаны ничтожными, т.к. они совершались явно в мошеннических целях и по ним будет необходимо возбуждать уголовные дела. Видно это и останавливает Правительство Москвы от обращения в арбитражный суд с иском о признании АЗЛК банкротом, ведь несомненно, что Асатрян не смог бы творить свои дела не имея поддержки у руководства столицы.
Официальное банкротство завода неизбежно, так считают многие специалисты в этой области. Сейчас рабочие начали устраивать митинги протеста у Дома правительства, требуя изгнать Рубена Асатряна с должности директора АЗЛК, и назначить для управления заводом высококвалифицированных русских специалистов.
6 ноября исполняется 90 лет со дня запуска завода, который сегодня известен на весь мир под именем АЗЛК. В 1930 году зародился автогигант. Для многих людей он стал центром жизни. Здесь работали целыми трудовыми династиями, находили верных друзей.
В конце ноября 1966 года на завод, приехал Председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин, чтобы обсудить вопрос увеличения объемов выпуска продукции до 200 тысяч автомобилей в год.
Выпускать такое количество автомобилей на старой территории, Волгоградский проспект д. 32, было не возможно.
Решение пришло неожиданно: директор завода Лев Борисович Васильев предложил построить новые корпуса на заболоченной местности возле деревни Печатники.
"Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин решил осмотреть это место, и кортеж автомобилей остановился на мосту через Курскую железную дорогу Волгоградского проспекта. Картина была неприглядная: не до конца убранная капуста, запустение.
Алексей Николаевич Косыгин сказал: « Не гоже, чтобы в центре Москвы росла капуста. Согласуйте с руководством Москвы", делится Михаил Бернер.
Проект разрабатывала совместно с технологами компании Renault, а потому за основу был взят проект завода, построенный в городе Сандувиль во Франции.
- С площадки стройки, где сейчас располагается производственный корпус №5 и административные здания
- было вывезено 2,5 млн.куб.метров торфа;
- намыто 3 млн. куб. метров песка;
- в основание производственного корпуса №5 забито 10 тыс. железобетонных свай;
- смонтировано свыше 350 000 тонн металлоконструкций.
Государственный акт о вводе в эксплуатацию был подписан 4 ноября 1971г. Всё оборудование, сварочные линии, окрасочные камеры, система толкающих конвейеров, поставляли французские компании, в том числе электрооборудование фирмы Telemecanique, преобразованной в Schneider Electric, которая сегодня является одним из арендаторов промышленных площадей ОЭЗ на бывшей территории автозавода.
Экосистема АЗЛК
Постепенно на территории АЗЛК создали настоящую экосистему, в которой было все необходимое для сотрудников и даже больше.
К началу 90-х прошлого столетия проблема улучшения жилищных условий на АЗЛК не была острой. Генеральный директор завода Валентин Коломников понимал, что кроме жилья необходимо строить также и объекты социальной инфраструктуры.
Все спортивные объекты проектировались главным архитектором завода, заслуженным архитектором России Юрием Регентовым. Затраты на обслуживание всех объектов взял на себя завод.
Лев Наумович Железняков пришел на предприятие конструктором, а позже стал заместителем директора Музея АЗЛК. В общей сложности он проработал на предприятии почти 30 лет. И ему есть что рассказать.
— С 1975 по 1993 год вы работали на АЗЛК. Какие требования предъявлял завод к специалистам такого уровня и насколько сложно было попасть на эту должность?
— Попасть на завод в те годы было не так сложно, как может показаться. В первую очередь необходимо было высшее образование по специальности, и далее выпускники попадали на предприятия по распределению. В 1975-м я попал на практику, а спустя год меня взяли уже на постоянную должность в конструкторский отдел. Естественно, я работал под началом и руководством ведущего конструктора, начальника бюро, главного конструктора.
По сути, этот отдел играет самую важную роль в производстве: каждое отдельное бюро разрабатывает свой узел (коробку, руль, интерьер, механику), а бюро общей компоновки соединяет все в один большой узел, то есть автомобиль. Компоновка машины — это огромная чертежная доска, на которой автомобиль вычерчивается в натуральную величину. Когда инженеры вносили в чертежи определенный агрегат, нужно было вписать его в общую конструкцию автомобиля, чтобы ни один узел ни с каким другим не пересекался.
— Были ли у работников завода какие-то преимущества для того, чтобы встать в очередь на получение автомобиля?
Получить машину мне удалось лишь много лет спустя, в середине 1990-х. Получилось так, что я взял в кредит 2141, который стоил 13 тыс. рублей до деноминации. Потом, когда зарплата уже была в миллионах, я все равно платил 40 руб. в месяц, так как договоры были подписаны по тем деньгам, по старым.
— Многие привыкли критиковать весь советский автопром, утверждая, что он целиком построен на заимствованиях с Запада. Вы, как конструктор, можете сказать, как обстояли дела на самом деле?
— Конечно, разработки велись с оглядкой на передовой автопром того времени, завод закупал иностранные автомобили-аналоги, проводил совместные испытания отечественных и западных образцов. Однако потом вставала задача привести их разработки к возможности советских технологий. Для наших инженеров не было проблемой придумать узел, найти интересное решение, но все упиралось в технологическую цепочку.
Как правило, на главном заводе был специальный технолог, который отталкивался в первую очередь от возможностей оборудования, прежде чем пустить модель в производство. Бывало так, что вашу задумку на нашем заводе изготовить невозможно, а купить специальный станок для ее воплощения он не мог себе позволить. Завод не всегда имел достаточно средств для приобретения оборудования любого типа, бюджет всегда спускали сверху, что, безусловно, ограничивало конструкторов довольно жесткими рамками. В основном закупки нового оборудования осуществлялись, только если старое подлежало замене и когда на конвейер вставала новая модель. Некоторые станки работали у нас еще с послевоенных времен.
— То есть еще те, которые штамповали Москвич-400 (выпускался с 1946 по 1954 г.)?
— К слову, о немецком качестве: приглашались на завод какие-либо специалисты из-за рубежа или все проектировали сами?
— Нет, все сами. Разумеется, в некотором смысле это замедляло процесс производства. Разработка автомобиля могла идти на протяжении пяти или даже десяти лет. Прежде чем внедрить какие-то инновации, сначала изготавливали опытный образец, устанавливали его на так называемый носитель (то есть автомобиль, который уже находился в эксплуатации), далее проводили десятки тестов, чтобы проверить надежность данного агрегата, и только после этого могли рекомендовать его к установке на новый автомобиль.
— Ну, не совсем обычные, все-таки они были подготовленные, участвовали в дальних пробегах. Очень многое при этом зависело от водителей, от команды. Как раз командный дух у нас был очень сильный. Многие участники тех рейдов выступали самостоятельно, но наша команда держалась командой. 1968 год… знаменитое ралли из Лондона в Сидней.
— При производстве таких автомобилей учитывалось, что они будет участвовать в ралли?
— Нет, изначально это был нулевой автомобиль, без тюнинга. Единственное отличие заключалось в том, что его тестирование проходило в условиях спортивного использования. Именно для этих целей почти каждый завод имел свою спортивную команду. Это имело практический смысл и с точки зрения производства: если во время гонок выявлялись какие-то дефекты, инженеры вносили изменения в основную конструкцию.
— Разумеется, сборка должна была быть более тщательная, но по сути все верно. Машины брались с конвейера, потом тщательно перебирались. Детали, которые внушали какие-то сомнения, менялись, слабые — усиливались. Конечно, после такого тюнинга его уже нельзя было в полном смысле слова назвать автомобилем с конвейера, однако основа оставалась прежней.
— Какая модель, на ваш взгляд, была наиболее грамотно выполнена с технической точки зрения?
— Честно говоря, никакая. Любая машина, которая сходила с конвейера, уже отставала лет на 20 от уровня мирового автомобилестроения.
— Многие привыкли винить в этом распад Союза и экономический кризис в 1990-е. Отразилось ли это на работе вашего завода?
— Конечно, отразилось, на всей стране это отразилось. Раньше все велось через госплан: и выпуск автомобилей, и закупка материалов. Наши инженеры привыкли исходить из того, что выдавалось по разнарядке. Порой один сорт металла был, а второго сорта не было, и тогда конструкцию изменяли, исходя из прочности имеющихся материалов.
Проблема дефицита ресурсов на производстве была всегда, однако в 1990-е годы ситуация стала еще сложнее. Рыночная экономика заставляла завод самостоятельно сбывать продукцию через торговые сети. Государство уже не оказывало никакой поддержки, и к середине 1990-х завод практически прекратил выпуск. Отразилось это, естественно, и на зарплатах. Иногда доходило до абсурда: жалованье рабочим выдавали автомобильными деталями, кузовами, да чем угодно.
— Люди массово уходили? Или были все-таки те, кто боялся лишиться стабильной работы?
— По-разному было. Кто-то уходил, если был уверен, что у него хватит способностей и связей устроиться где-то в другом месте. Кто-то оставался в надежде на то, что кризис когда-нибудь кончится. Лично я ушел в 1993 году. Сейчас, когда прошло уже много лет, наших бывших коллег можно встретить в совершенно разных отраслях: кто-то остался в автомобилестроении, кто-то занялся бизнесом.
— С кем-то сейчас поддерживаете контакты?
— На удивление со многими работниками сейчас у нас сохранились отношения. В частности, наш музей — одно из таких мест, куда работники завода приходят, чтобы делиться воспоминаниями. И спортсмены собираются, и конструктора. Во многом именно благодаря этому и сохранилась часть архива АЗЛК. Иногда я думаю о том, что, если бы не наши усилия, многое из истории завода пропало бы бесследно.
— Как была организована работа Музея АЗЛК?
— Музей открылся еще в далеком 1980 г. и существовал при заводе вплоть до его закрытия в 2006 году. Наши сотрудники искали автомобили, произведенные в прежние времена, восстанавливали их и выставляли.
— Сейчас нет. Боюсь, что это очень дорогой процесс, и наш музей на данный момент не может себе этого позволить.
Читайте также: